Прежде чем рассказывать про выборы в Белоруссии, хотелось бы понять, к кому именно обращаюсь. К тем, кто пользуется текстами наших статей как подножкой трамвая во времена моего московского детства и, повиснув на них, поливает друг друга, а то и авторов грязной бранью? Или все-таки к вменяемым читателям?

В самом деле, заглядывая иногда на форум, не пойму - а где ж они, вменяемые? Ведь за пределами Сети я их по-прежнему встречаю: подходят, говорят, иногда и благодарят, один даже узнал меня - по фотографии в Интернете - на площади в Минске вечером 19 марта. Но хочется сказать: если вы существуете, почему ж отдаете форум умственным бомжам? Разве нельзя, не обращая на них внимания, поверх их бредовых потасовок, вести свой осмысленный диалог - то есть делать то, ради чего форум и открывался? Или мы, сдавая последовательно все, уже и эту возможность разговора сдали бог знает кому? Если так - нехороший симптом.

...До поездки в Минск не думала, что все там настолько серьезно. Это видно стало только "на месте". Оттуда в каком-то смысле и сегодняшняя Россия видней. Вот почему хочу рассказать об этом - тем, конечно, кто привык относиться к моим словам с доверием, а не тем, кому приятно утверждать, что все слова и мысли в России "проплачены".

Решение поехать и посмотреть приняла, слушая в течение примерно часа-полутора неторопливую речь Александра Милинкевича (он хотел встретиться с людьми, подписавшими осенью приветствие Конгрессу демократических сил Беларуси, на котором и был избран единый кандидат от демократической оппозиции). На редкость положительный, не залихватский, без малейшего оттенка авантюризма человек. Здесь же и белорусское телевидение:

- Нас, - говорят, - на телеэкран все равно не пустят. Мы делаем вроде как телевизионный самиздат.

...Первые впечатления - 18 марта - были как раз хорошие. В Витебске - с тщанием воссозданный, любовно сохраняемый несколькими сотрудницами музей Шагала. Кусок тогдашней, начала ХХ века, булыжной мостовой перед одноэтажным домом. Билеты и путеводители по Витебску продаются в маленькой комнатке с дверью на улицу - здесь и стояла за прилавком хозяйка крохотной лавочки, мать будущего художника; детей у нее было восемь. Здесь же спальни двух мальчиков и отдельно девочек. Девочек было шестеро, а кроватей в спальне - три: спали по двое валетом. Кухня с большой русской печкой, тут же - зыбка ("Всегда стояла тут, в самом теплом месте, с очередным маленьким"), в углу ухват и коромысло невиданной нами с моим спутником формы: посредине выточено деревянное наплечье - с отполированными углублениями на оба женских плеча. И тут же на стене рисунок Шагала: в этой самой кухне мать ловко сажает в печь хлеб.

- Сама пекла?

Служительницы отвечали нам с гордостью:

- Да, и в лавке сама, и хлеб пекла, и с детьми управлялась.

Когда я пояснила Андрею Мосину, на чьей "Ниве" мы и ехали (он возглавляет в Республике Алтай Независимый союз ветеранов Афганистана), почему музей открыли только в 1997 году ("Двадцать лет добивались!" - ответили сотрудницы на мой вопрос), вновь подивился известный в своем полку разведчик: за юные и взрослые свои годы этот русский человек, родившийся в Красноярском крае и живший в Алтайском, так и не смог не только принять, но и просто вообразить себе ни советского государственного, ни сегодняшнего бытового (и с "идейным" оттенком, и без оного) антисемитизма. "Как можно людей ненавидеть за национальность - не могу я никак этого понять!" А от Шагала был в восторге, что и засвидетельствовал в книге отзывов.

За Витебском в сторону Полоцка нашли мы село и кладбище - и он уверенно, будто много раз тут бывал (на самом деле все никак не мог выбраться сюда с Алтая), вышел прямо к могиле друга ("Я даже не сомневался нисколько - шел, будто Сашка позвал меня".) И двадцатилетний Александр Дроздов в берете десантника глянул с темной стелы. На ней под портретом - строки, кем-то сочиненные по просьбе матери, а может, и ее собственные, без запятых: "Каждый день встречаю я в тревоге/ Все тебя сынок со службы жду/ Не дождавшись потихоньку твой/ Портрет слезами оболью". Могила была ухожена, в цветах (хотя мать, узнали мы по дороге у односельчан, дом продала и перебралась в город). Лежал и веночек - "...От Солоникского сельсовета..." Вот это и было второе хорошее впечатление - здесь добрые люди считают долгом поминать погибшего юного земляка и через двадцать лет.

По дороге к Минску не переставали удивляться - нет машин! Наездилась я по дорогам Европейской части России, Урала и Сибири немало, Андрей - в десятки раз больше, и нигде не видели мы такого безлюдья на дорогах. Перед самым уже Минском, часов в 10 вечера, поразил сияющий вдали немыслимыми киловаттами высокий горный спуск - без единого лыжника. "Для нашего президента, видно, - высказал догадку мой спутник, - Лукашенко приготовил".

На центральных столичных улицах - импозантные, с громадными "сталинскими" карнизами здания, с яркой подсветкой, но без всякого разноцветья, без огней реклам. Льется желтый электрический свет, и громадные, залитые этим светом колонны высоких зданий при необъяснимом для субботнего столичного вечера безлюдье производят странное впечатление.

В течение дня мы побывали на двух избирательных участках Минска и на нескольких сельских участках Минского района.

На участках встречает плакат с фотографиями четырех кандидатов, где Лукашенко помещен не по алфавиту - третьим, а первым. На наши замечания председатели избиркомов отговаривались так:

- В бюллетенях по алфавиту! А тут уж...

И разводят руками: уж не обессудьте, мол.

Но наглядная агитация - это как раз плакат, а не бюллетень.

Для неразвитого сознания естественно - кто стоит первым, тот и главный, на него и равнение держать. Это воздействие на полусознательном уровне. Такое расположение фотографий вносит сильный элемент заданности в процедуру выбора - для тех, кто не привык размышлять, а действует полуосознанно. Их, несомненно, большинство - и сама структура белорусской предвыборной кампании рассчитана на то, чтобы всех их подчинить заранее заданному "выбору". (Как написали мне из Минска в ответ на мой вопрос - "При равных условиях за Лукашенко остались бы те, кто не умеет и не хочет читать. Милинкевич предоставил бы факты, аргументы и цифры".)

И все время члены комиссий доказывали нам, какое это хорошее дело - досрочное голосование:

- Понимаете - наши люди любят все делать одним разом. Вот пошла она утром в центр села за покупками - а заодно и проголосовала!

- Но какие уж такие дела мешают зимой, когда на огороде работ нет, прийти проголосовать в воскресенье?

- Ну что вы! - весело отвечали мне. - А хлеб-то свежий не каждый день привозят! Вот она, значит, пошла за ним со своего конца села - р-раз - и тут же проголосовала! А если она хлеб купит, а не проголосует, то уж на другой день специально голосовать она через все село ни за что не пойдет.

В специальной милицейской комнатке лежала на диване под присмотром участкового урна для досрочного голосования - отработав в течение предшествующих пяти(!) дней, ждала своего часа - конца голосования и вскрытия. Что содержимое ее для комиссии не тайна, было нам понятно. А им тоже, конечно, было понятно, что нам понятно. Здесь все попросту. Потом мы узнали, что в Минске ректор университета вызывал студентов университета с требованием голосовать досрочно и по-простому грозил лишить стипендии. (В продолжение - "в вузах с 19 по 24 марта в аудиториях проводились сверки списков присутствующих на занятиях"). А наши завсегдатаи форумов цинично учат белорусов - "Надо уметь проигрывать!" В наперстки?

Избирательные участки размещаются в сельсоветах. Помещения эти (даже зданиями не назовешь) в ужасающем состоянии - все прогнило, все отваливается и разваливается. Невдалеке от одного из них частный музей "Дудутки" наглядно демонстрирует преимущества этого вида собственности над любимым в республике государственным (80% производства в руках государства; контракты со служащими на этих предприятиях нередко заключаются на три месяца, и каждые три месяца государство их или продлевает - в зависимости от поведения, - или нет). Так вот - энтузиаст-литовец воссоздал в имении старые промыслы: от сыроварения и хлебопечения до гончарного дела. Продуманность каждой детали такова, что даже в сортире, извините, вместо нестильной металлической задвижки - маленькая отполированная веточка-рогатина.

За подсчетом голосов мы наблюдали в Минске на участке #1. Когда высыпали на стол содержимое урны для досрочного голосования, там почти все бюллетени оказались за Лукашенко. Когда высыпали вторую урну - голосование этого дня, - картина была кардинально иная: из трех бюллетеней два - за Милинкевича. Итог: за Лукашенко - 677, за Милинкевича - 364, за Козулина - 109, за Гайдукевича - 18, против всех - 93 (заметим - люди пришли специально, чтобы проголосовать против, естественно, именно действующей власти - против других кандидатов запалу еще негде было взяться; эти 93, конечно, активные противники Лукашенко).

Наши цифры вполне соотносимы с данными другой наблюдательницы с другого участка: за первых трех кандидатов, соответственно, 540, 350 и 73, против всех - 107.

Откуда же тогда это будто бы повальное голосование Белоруссии за Лукашенко? Особенно ломать голову вроде бы и не приходится. Советские выборы многие еще помнят.

Вечером в Минске на площади видела десятки тысяч самоотверженных молодых людей, вышедших отстаивать только свободу - с немалым риском для себя. Приятно было видеть в глубине площади, над толпой, и вьющийся по ветру российский флаг.

Поздно вечером с неохотой покинули этих людей, чтобы к полудню попасть в Москву. Когда медленно ехали вдоль многолюдного шествия, направлявшегося к другой уже площади, демонстранты приветствовали нас, видя российские номера, - и это тоже было приятно, хотя, к большому моему сожалению, Россия как государство ничем в эти дни таких приветствий не заслужила. Не заслужила и российская общественность - телевидение, газетные публицисты.

Сегодня мне сообщают те, с кем познакомилась на площади, - живые участники митинга 25 марта в парке Янки Купалы, - что было там около 40 тысяч (и опять будут уверять на нашем форуме, что каждому заплатили?), что потом Милинкевич призвал пойти к спецприемнику в Окрестино - поддержать заключенных, что "длинная вереница людей, соблюдая правила дорожного движения, направилась к спецприемнику". А затем ОМОН "напал на безоружных людей". Когда после взрывов дымовых шашек демонстранты бросились назад - "люди в штатском стали догонять разбегающихся, избивать и сажать в спецавтобусы. Даже в крупном гастрономе по ул. Немига в торговом зале догоняли, били и уводили в спецавтобусы".

"...Не только ни одного голоса возмущения не раздалось в защиту украинских мужиков, но не раз, под шелковыми абажурами в гостиных, скалились по-волчьи зубы и слышно было бормотание:

- Так им и надо! Так и надо; мало еще! Я бы их еще не так. Вот будут они помнить революцию".

Заменим "украинских мужиков" (над ними сейчас никто экзекуций, слава богу, не проводит) на белорусскую молодежь - не про сегодняшние ли российские "гостиные" Михаил Булгаков? Не любил автор "Белой гвардии" революцию - и недаром. Но знал он цену и бессмысленной ненависти, и злобному подначиванию.

По поводу белорусских выборов сегодня на многих газетных страницах, на форуме "Граней" буквально по-волчьи скалят зубы и подначивают "батьку". И не все ведь участники форума, наверное, психически больны (хотя есть и такое категорическое профессиональное мнение). И тогда, пожалуй, к тем, кто не болен, а просто душевно распоясался и бросил умственные поводья, и обращает Булгаков через десятилетия это увещание устами своего любимого героя Алексея Турбина:

- Ох, как неразумны ваши речи, ох, как неразумны.

Хоть его послушайте.