До сих пор у нас популярна фраза основоположника советской историографии Михаила Покровского, назвавшего историю "политикой, опрокинутой в прошлое". Вот и М. Панин, с которым мы вступили в полемику по поводу потопления "Густлова", в своей новой статье говорит: "Суть наших разногласий фактически сводится к двум разным подходам к оценке событий Второй мировой войны, которые условно можно назвать "патриотическим" (не путать с "ура-патриотическим") и "либеральным". И, наверное, сторонники этих подходов никогда не признают полной правоты другой стороны".

Насчет двух подходов можно согласиться (правда, не очень понятно, в чем тут разница между "патриотическим" и "ура-патриотическим"). Разумеется, различия либерального и патриотического направлений проявляются во взглядах не только на военную историю (излюбленное прибежище патриотов), но и на историю вообще, а также на современную политическую ситуацию в России.

Я не буду полемизировать по поводу приводимых в статье Панина конкретных примеров из истории Второй мировой войны. Хотелось бы поговорить о вещах более общих. Мой оппонент, как кажется, убежден, что каждое из направлений в историографии вправе отбирать те факты, которые ему подходят, и игнорировать те, которые не укладываются в принятую концепцию. Так обычно и поступают сторонники патриотического течения. Они пишут о победах, забывая о цене, за них уплаченной, и ретушируют поражения. А если и говорят о цене, то списывают ее непомерную величину исключительно на превосходящие силы противников.

Главный тезис патриотов – раз наша армия победила (московская в 1380 году, русская в 1612 и 1812 годах, Красная в 1945-м и т.д.), значит, жертвы были оправданы, а развитие общества, которое обеспечило победу, в целом шло в правильном направлении. В рамках же либерального подхода оказывается вполне возможным совместить все факты, без каких-либо натяжек, подтасовок или фигур умолчания, поскольку либеральные историки обладают значительно большей свободой от заданных схем.

М. Панин риторически спрашивает: "Почему для установления "исторической истины" надо непременно выставлять собственную страну и ее армию в самом черном и неприглядном виде, оскорбляя тем самым всех, кто защищал Родину, и память тех, кто отдал за это свою жизнь?" И предлагает руководствоваться изречением прославленного американского военного моряка Стивена Декейтера: "Это моя страна, права она или нет".

Однако сами американцы далеко не всегда соблюдали и соблюдают этот принцип - даже в ситуациях широкомасштабного военного столкновения с сильным и жестоким противником. Например, в годы Второй мировой войны у администрации Франклина Рузвельта было немало оппонентов, критиковавших методы ведения войны, а то и ставивших под сомнение целесообразность участия США в боевых действиях. И в ходе последующих войн, которые вела Америка, от корейской до иракской, всегда существовала более или менее влиятельная оппозиция, открыто критиковавшая действия политического и военного руководства. Если же всегда безоговорочно поддерживать действия своего правительства, "право оно или нет", это в конечном счете приводит к большим жертвам и поражению - если не в данной войне, то в целом в историческом развитии. А в частности, такое отношение позволяет генералам без счета губить своих солдат, не неся за это никакой ответственности. В Америке, как мы хорошо видим на примере иракской войны, собственные потери считают весьма скрупулезно, да и о чужих не забывают.

Нашим же "патриотам" приходится выбирать из истории, как и из современности, устраивающие их факты и тщательно затушевывать другие, "непатриотичные". Вот и получается "причесанная" история Великой Отечественной войны, где камуфлировать и мифологизировать приходится практически все значительные события. Столь же "причесана" и современность: приходится все время создавать у общественности впечатление, что вокруг России сплошь внешние враги, а в самой стране полно врагов внутренних, начиная от разных там "несогласных" и кончая неправительственными организациями. Ведь в осажденной крепости особенно убедительно звучит: "Это моя страна, права она или нет". Но права ли власть, которой приходится постоянно нагнетать страсти, чтобы не отвечать на неприятные вопросы?

Либеральные историки имеют перед патриотическими то преимущество, что не считают СССР "своей" страной. Да, я родился и вырос в Советском Союзе, но задолго до того, как эта страна навсегда перестала существовать, я уже не считал ее своей. И в этом был отнюдь не одинок, причем не только в либеральном лагере - возьмем хотя бы Александра Солженицына. Для меня "своей" скорее является та Россия, которая была до 1917 года, хотя я вовсе не монархист и прекрасно вижу все недостатки Московской Руси и Российской империи в сравнении со странами Запада.

Также и Россия после 1991 года – это моя страна, хотя со многими действиями российской власти я категорически не согласен. Не согласен с войной в Чечне. Не согласен с истреблением демократии и свободы слова. Не согласен и с попытками Кремля рассматривать постсоветское пространство в качестве своей вотчины, и много с чем еще.

Но это все станет материалом для историков десятилетия спустя. А вот советскую историю либеральные историки могут оценить вполне объективно уже сейчас, смотря на события как бы извне. И, обращаясь к истории Великой Отечественной войны, они приходят к выводу о том, что кровавый диктаторский режим вполне может вести справедливую войну и победить, причем победить ценой очень больших и зачастую неоправданных жертв, отнюдь не меняя при этом своей природы.

И было бы глупо полагать, что все сталинские генералы и маршалы были тупоголовыми садистами или жестокими трусами. Нет, просто в той тоталитарной системе, которая была создана в СССР, воевать можно было только большой кровью. Для иной войны требовались другие солдаты и другие генералы, которых Сталин не потерпел бы, ибо в настоящих профессионалах видел угрозу собственной власти. Если бы поместить на высшие командные должности в Красной Армии Манштейна, Эйзенхауэра или Монтгомери, то они в первые же недели потерпели бы тяжелые поражения и пошли бы под трибунал. Нет, Красной Армией могли командовать только советские маршалы, Жуков, Рокоссовский, Конев и им подобные, которые, в свою очередь, в американской или германской армии очень скоро пошли бы под трибунал.

М. Панин утверждает: "К оценке событий отечественной истории надо подходить очень деликатно, взвешенно и внимательно. Это вовсе не значит, что надо скрывать все плохое и показывать только хорошее. Просто некоторым нашим историкам хорошо бы всегда помнить, что они все-таки пишут об истории СВОЕЙ СТРАНЫ, а не какой-то инопланетной цивилизации". Получается, что к истории своей страны надо подходить иначе, чем к истории всех прочих.

Видимо, когда пишешь о своей стране, надо подчеркивать все хорошее, а для создания объективности добавлять и кое-что плохое, но далеко не все и не главное, чтобы не очень расстраивать читателей. Напротив, когда пишешь о чужих странах, то дозировать надо хорошее, чтобы у читателей не создавалось впечатления, что за границей дела обстоят лучше, чем на родине. Наоборот, все негативное в этом случае необходимо подмечать, ничего не утаивая. По такому принципу пишут патриотические историки и работают пиарщики нынешней власти. А "ура-патриоты" отличаются от патриотов, по всей вероятности, только тем, что о своей истории пишут только хорошее, а о чужих – только плохое.