В самом начале кампании против Подрабинека несколько человек в своих ЖЖ воспроизвели письмо Нины Андреевой 1988 года насчет принципов. Сделал это и я, опустив те пассажи, где упоминались Маркс с Лениным и пленумы ЦК. Весьма актуальный текст получился. И вот о чем я подумал: как хорошо, что это время кончилось и что все не так, как тогда. Как было? Вышло это письмо, и все притихли. Ну, чего, ну повернули обратно, да, ну наше дело телячье. И столько было радости потом, когда политбюро ЦК КПСС! На очередном заседании! И передовица в "Правде"!

Тьфу!

Александр Солженицын в "Раковом корпусе" описал нечто подобное, только происходившее в 1955 году. Лежат в палате больные и ждут газеты, чтобы понять, на каком они свете. Аппаратчик в ужасе и тоске, что вторая годовщина смерти Сталина отмечена всего лишь одной статьей. А ссыльный из бывших зэков по пятьдесят восьмой слышит "четыре бетховенских удара", "шаги истории", которые до тех пор могли быть только к худшему.

Но оба – только наблюдатели, у них нет никакой возможности повлиять ни на историю, ни даже на течение собственной жизни. И, наверное, никакому американцу или французу не понять, как это бывало в России – чтоб жизнь человека, его мысли, чувства, ожидания, надежды зависели от какой-то казенной газеты. Человек, выросший в свободном мире, найдет это равно унизительным для обоих – для аппаратчика и для ссыльного. И будет абсолютно прав.

Несколько дней тому назад казалось, что на этот раз все будет по-другому, ведь "Наши" не побуждали людей жаловаться Путину с Медведевым. Они вызвали протест, причем не только политизированной части интеллигенции, но и той, что может быть отнесена к мейнстриму, к людям, имеющим свои взгляды, но политически не активным. И дело дошло уже до разногласий внутри элиты, а точнее, номенклатуры – между верхушкой "Единой России" и Эллой Памфиловой.

И вот тогда оба дуумвира заговорили. Один через пресс-секретаря, а другой сам, но с подачи Александра Архангельского (чтобы не было двусмысленности: я полагаю, что оба правы – не дуумвиры, а писатели, Быков с Архангельским; один прав, что не пошел к Путину, а другой - что пошел).

То есть ситуация вполне сопоставима с той, что была вокруг письма Нины Андреевой. Допустить дальнейшего развития конфликта внутри номенклатуры высшая власть не могла. А отличия все же весьма существенны. Они в том, что открытое выражение собственного отвращения к действиям "Наших" - нормальная вещь. Более того, максимальная публичность протестов, использование всех доступных коммуникативных средств привели к тому, что публичность была навязана и номенклатуре. И это достижение кампании в защиту Подрабинека, да и вообще последних двадцати лет развития страны.

А теперь о том весьма существенном и сущностном, что проявляется сейчас в общественно-политическом пространстве. Это если не кризис, то первые признаки возможного кризиса (вот так осторожно скажем) нынешней политической системы.

Отсчет событий следует, на мой взгляд, вести с появления статьи Дмитрия Медведева в Газете.Ру и с ее толкования Владиславом Сурковым, показавшим, наконец, что он просто-напросто не знает и не понимает, что такое демократия. Оказывается, мера демократии – это степень государственного насилия. Хотя степень демократичности определяется совсем другим - возможностью участия человека в управлении государством, в обеспечении его влияния на власть непосредственно или через систему представительства его интересов. И это совершенно элементарная вещь, из школьной программы.

Но за точку отсчета демократичности политического режима идеологами власти берется власть. Она же сама определяет, кому представлять гражданское общество. Сурков свое дело сделал: пошел к "Нашим" и призвал их к активности.

Так выходит: если Подрабинека бы не было, они бы еще за что-то зацепились? И да, и нет. Один из пишущей челяди сделал очень важное признание: "Подрабинек своей статьей усомнился в том, на чем стоит вся наша нынешняя государственность. Все наше нынешнее единство построено не на православии, не на народности и даже не на тысячелетней истории. Все, что нас объединяет сейчас, – это единое (пусть и отличное от западного) понимание сущности Великой Отечественной войны и нашего участия в ней".

Нет смысла комментировать это бредовое "отличное от западного" - как раз чем и важна война для россиян, так это проявлением единства с цивилизованным миром. Впрочем, шестидесятническое "но помнит мир спасенный" ныне не в чести, как и все воспоминания о союзничестве. Но это особая тема. Сейчас я о другом: о признании единственной легитимности нынешней государственности - исторической. Причем избирательно исторической, точечной, только в одном событии заключенной. Ведь ни упомянутые шестидесятые, ни Двадцатый съезд, ни перестройка, ни, разумеется, девяностые годы не считаются нынешней правящей элитой своей историей.

А легитимность актуальная, вырастающая из свободных выборов, системы представительства, общественного контроля над властью, уничтожена самой властью. Есть еще и легитимность внешняя – самая главная, на самом деле. Но не о ней речь. Речь о другом: претензии "Наших" на то, что они и только они являются гражданским обществом, были отвергнуты и самим обществом, и властью, увидевшей, что общественные разногласия – это реальность.

И речь о том, что кроме кампании против Подрабинека в СМИ и в блогосфере актуализировалась еще одна тема. Тоже историческая, но более близкая к современности. Это необходимость независимого расследования террористических актов 1999 года и вторжения боевиков в Дагестан. А это значит, что продолжается дискуссия, открытая Подрабинеком, обсуждается историческая легитимность нынешнего политического режима, точнее сказать, одного из членов тандема.

И в развитии этой темы, в решении этой проблемы – будущее Медведева как политического деятеля. Глеб Павловский со своими старыми помощниками все говорят о "вменяемом большинстве", которое должно поддержать Медведева. И при этом предостерегают, что исторический шанс будет упущен, если "фантазировать про расследования взрывов 1999 года в качестве темы "повестки дня".

Так вот, все это верно с точностью до наоборот. Путь к обретению собственной легитимности в рамках новых представительных институтов Медведев может начать, только порвав с прежней исторической легитимностью, избавившись от тех фигур и институтов, которые остаются под подозрением в причастности к терактам 1999 года. Ведь сам Медведев к числу подозреваемых отношения не имеет. "Избавиться" не означает "репрессировать". Возобновить расследование, сделав его гласным и независимым – вот о чем речь. Да, это из того же ряда, что и хрущевская десталинизация, и горбачевское обращение к истории. Но если этого не сделает Медведев, это будет совершено без него. И не через сто лет.