22 мая скончался, не дождавшись операции на сердце, которую сам считал безнадежной, Юлий Крелин, хирург и литератор, создавший в свое время в книге под удивительно точным названием "От мира сего" своего героя - хирурга Мишкина.

В сущности, можно было бы ограничиться только нижеследующими словами: на протяжении нескольких десятков лет каждый москвич мог позвонить этому человеку среди ночи домой и вместо "А кто вам, собственно, дал мой телефон?" услышать вопросы врача, затем точный совет, а иногда и "Ну, я уже надел штаны - куда ехать?".

...Когда его жена почти весь последний год жизни лежала в тяжелом состоянии в больнице, куда он ехал сразу после работы и оставался до ночи, - кто был с ней до его прихода, приносил из дома еду, кормил? Две предыдущие жены.

Даже люди, никогда не знавшие сложностей семейной жизни, не могут не увидеть необычность такой ситуации. Каким же хорошим человеком надо быть, чтобы к тебе так относились?

Он и был таким.

Шесть тысяч операций. Денег не брал. Не мог.

Только два года назад перестал оперировать. Но каждое утро к восьми приезжал в свою 71-ю больницу - консультировал.

Главный интерес его предпоследней книги (последняя осталась в рукописи) "Народ и место: Русский еврей и Израиль" (2004) - в свободе размышления на избранную тему. Никому не старался понравиться, никого не боялся раздражить.

В 1990 году подросток-сын вернулся после митинга - с плакатами о демократии, об отмене 6-й статьи советской конституции (о КПСС как правящей партии); тогда демонстрантов стали избивать резиновыми палками омоновцы, выкрикивая со счастливым смехом: "Жидам не санкционируем!" Вернулся окровавленный и с появившейся в этот день твердой уверенностью, что он еврей, несмотря на русскую мать.

Состоялся диалог отца и сына: "Ты посмотри на свое славянское обличье. Ты такой же еврей, как я китаец. Ты и не еврей по еврейским законам. Национальность у евреев определяется по матери. Отец недостоверен". А сын отвечал: "Митинг разгоняли, а я рядом оказался. Били всех! А кричали про жидов, про сионистов. Да их научили, что бить надо евреев". И уехал в Израиль. И стал раввином.

А его брат-близнец, как и отец, жил и живет в России.

По ходу повествования в этой книге множество размышлений, над которыми не мешало бы каждому из нас задуматься: "У нас при каких-то разборках, как нынче называют, почему-то вначале бегут схватить ударившего, стрельнувшего, а уж потом к пострадавшему. Желание поймать виновника - прежде понимания необходимости помочь. Это и есть, что у нас важнее "кто виноват", чем "что делать".

Точка зрения врача? Наверное. А может быть, гражданина страны, где позиция милиционера много лет преобладала над позицией врача.

Его профессиональная позиция определяла для него всю жизнь, все мировосприятие. Говорили об эвтаназии. "Я, конечно, противник, но дело даже не в этом. А в том - при чем тут врачи? Почему сюда привлекают врачей? Принимайте, если хотите, законы, назначайте тех, кто будет ее производить. Но только не врачей! Мы присягали спасать, а не убивать".

Редкостно, исключительно добрый человек. Да, к сожалению для сегодняшней России, исключительно. Но верю, что не навсегда же мы впали в злобу и взаимную ненависть.

Не просто был добрым - немало размышлял о причинах недоброты. Как врач, старался найти от нее средство.

В мемуарной книге "Извивы памяти: Врачебное свидетельство"(2003) Юлий Крелин писал: "Мне кажется, что слишком серьезное отношение к себе опасно легкостью возникновения чувства мести по какому-либо незначительному поводу. А месть - это инфекция, она заразительна. Ты мстишь - тебе в ответ. А то и сосед включится, друг, приятель. Очень уж прельстительна месть легкостью решения проблем. Потому и надо к себе относиться с некоторой долей иронии... Самоирония - единственно созидательный вид иронии. По отношению к другим она часто злобна и разрушительна".

В этой его книге такое именно распределение. О других - с любовью, восхищением, болью (поскольку имел дело с людьми больными, нередко безнадежными). О себе - с иронией.

Оперировали писателя Эммануила Казакевича. Тогда еще молодой хирург Крелин ассистировал шефу. "Уже четверо суток я крутился с этим безнадежным делом, почти не спал все эти дни (в жизни не должно быть места подвигу - он всегда результат беды; рутина - норма жизни) и во время операции отключился ненадолго, потеряв сознание и упав на больного. Очнувшись, услышал спокойные слова шефа: "Уберите этого припадочного". Меня оттащили, заменили на операции. Я встал, досмотрел со стороны, как шеф устраняет непроходимость..."

В этой книге - сугубо врачебном свидетельстве - немало и воспоминаний общественных: о нобелевской травле Пастернака (думал ли он тогда, что в свободной России Семичастного будут приглашать на телевидение, уважительно с ним беседовать? Причудливы российские "извивы"...), о наших танках в Праге 1968-го ("Наша вина! - как ни крути..."). В ней немало коротких и точных выводов из длительных жизненных опытов: "Порядочность должна сохраняться или рождаться где-то между чувством вины и чувством благодарности".

Заметьте: мерзавец думает, что все мерзавцы, все такие же продажные, как он сам. У мерзавцев не видно окрест порядочных людей. Юлию Крелину встречались в его жизни, кажется, только замечательные, прекрасные, превосходные люди. Такими населена его мемуарная книга. В ней рассказано о людях самых разных - от Солженицына и гениального художника Зверева до героически жившего и умиравшего хирурга Жадкевича. И естественность повествования, полное отсутствие какой бы то ни было позы, в том числе и литературной, сделали книгу обаятельной. Я говорила ему: "Юлик, я открыла твой литературный секрет: у тебя уже есть профессия, ты в ней давно достиг высокого уровня. Поэтому ты не нервничаешь по поводу своей литературы, не думаешь - получится или не получится". "Может, и так", - ответил доктор.

Разве можно передать тем, кто не знал доктора Крелина, эту не имеющую границ самоотверженность, эту неподдельную доброту. Кто знал его хотя бы краем, косвенно - тот знает, о чем я говорю. Раньше или позже, я уверена, Россия будет гордиться им так же, как доктором Гаазом.

В мае 2004 года он написал нам с А.П. Чудаковым на книжке - "...Будьте всегда здоровы, а то я уже стар".

Вечная память и благодарность ему от многих, многих и многих.